1.
Жила Катя. Была Катя девочкой. И не было у девочки Кати ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата. В общем, никого не было, только сама она у себя и была, а потому, что хочет, то и делает. А не хочет — сидит на печи, в окно глядит. За окном дорога, по дороге люди ходят разные, молодые и старые, парами ходят и втроем, с собаками, с гусями и с другой разной живностью. Снаружи всех много, а в доме одна Катя. Всегда так было. И пять лет назад и десять и раньше. Всегда. А сейчас не то, проснулась девочка, встала и говорит: «Не хочу одна больше, хочу, чтобы две было. Может, три, даже». Сказала, и никто ей не возразил. Надела она сапоги, пальто ватное и пошла на базар. А там вся деревня собралась. Увидели Катю, усмехаются: «Может, ты девочка хочешь нашу курицу купить?» «Может быть, и хочу», — отвечает Катя. «Или тебе нашу кошку продать?» «Что ж, и кошку возьму». «А ничего мы тебе не продадим, девочка Катя, разве можно тебе такой животинку доверить, ты ее тут же уморишь!» Удивилась Катя, не знала она, что люди в ее деревне такие глупые. Пошла домой, достала с полки колдовскую книгу и принялась читать: «Как навести мор на скотину, не то, как избавится от обидчиков, и не это, как создать живое существо в домашних условиях, вот, ингредиенты: мука, дрожжи, сахар, масло сливочное…» Переписала Катя рецепт, книгу на полку вернула и принялась готовить. Тесто завела, на окно поставила, а сама размышляет, кого же из него лепить: «В книге то вот колобок нарисован, но слеплю я этого круглого, а он как окажется глупее соседской курицы. Нет уж, буду лепить такую же девочку, как я». И слепила, точь-в-точь такую же девочку, как сама, только немного меньше. Поставила ее в печь, подождала шестьдесят минут, затем огонь в печи погасила, заслон отворила и говорит: «Привет, Катя вторая, я Катя первая, если хочешь, будем здесь вместе жить!» «Привет! — сказала Катя вторая, — знаешь, пока не вижу причины отказываться, давай! А есть тут у тебя что-нибудь перекусить?»

Так и стали две Кати вместе жить, вместе на печи сидеть и делать все, что хочется. Вот только люди в деревне теперь все у Катиного дома ходят, да в окна заглянуть норовят. «Что же это делается?! — возмущаются люди, — была одна Катя, а теперь две стало, а что же если завтра их миллион появится?» «Надо было Кате кошку продать, — сокрушаются они, — это ведь она нам на зло вторую девочку испекла!» И ходят, и ходят, и ругаются, и ругаются, то со сватами придут: «Выдай Катя Первая Катю Вторую за нашего мальчика!» То в милицию жалобу напишут: «В доме номер пять по улице Пушкина незаконно девочек выпекают!». И однажды Катя вторая сказала Кате первой: «Знаешь что, я, пожалуй, пойду, мне в этой деревне не место!» «Да, ты права, Катя вторая, я и сама это вижу: тебе здесь не место. И хотя очень люблю тебя, и буду ужасно скучать, я не стану тебя отговаривать. Прощай, Катя вторая». Они обнялись, и каждая пошла в свою сторону. Из окон домов выглядывали глупые деревенские люди, они плакали и требовали, чтобы им вернули беглянку. Но Катя первая больше не обращала на них внимание, просто шла и шла одна к себе домой.

2.
Пришла Катя первая домой. Снова одна жить стала. И снова ее просто Катей стали звать. Завела Катя кошку и курицу завела. Жители деревни ей больше не перечили, и дом Катин стороной обходили. Принялась она снова на печи сидеть в обнимку с кошкой и курицей, в общем, жизнь пошла почти совсем как раньше. Но что-то Катю тревожило. То вздрогнет, то прислушается, не скрипит ли дверь, не идет ли кто, но кому теперь идти. «Так хорошо было вдвоем жить», — думала Катя, — каждый в своем углу сидит, книжку читает и все равно хорошо. А сейчас, под одним боком курица, под другим кошка и вот же — плохо. Может быть, мне еще одну Катю испечь? Так что толку, и та скоро уйдет! Кто же здесь с такими глупыми людьми жить будет?» И тут Катю как громом поразило: «А я-то что здесь сижу? Я-то, зачем здесь осталась?» И тогда вернула Катя живность соседям, собрала немного провизии и отправилась в путь. Вышла она на большую развилку: «Если направо пойду, только Катю вторую догоню, а она себя догонять не просила». Развернулась Катя и пошла по дороге совсем в другую сторону.

3.
Шла Катя полем, потом через лес, вдоль реки и вброд, шла куда глаза глядят, и ночью, когда совсем ничего не было видно, тоже шла. Хорошо было так идти и идти, все дальше и дальше. Реки, леса и горы исчезали позади Кати, и она радовалась, что нигде не остановилась, что дом, из которого она вышла, остался далеко за ее спиной. И вот Катя ступила на широкую асфальтированную дорогу, которая вела к большим золотым воротам. Ворота были открыты, а за ними мерцал огнями город. В городе были все те же улицы – Пушкина и Ленина – как и в Катиной деревне, только все они были заполнены людьми. И люди эти были пестрые, блестящие, и в темноте переливались. Они шли и стояли, фотографировали и зазывали куда-то. «Какие же красивые жители в этом городе. Может быть, я здесь немного задержусь», — подумала Катя. Но, как только она пошла по улице, люди ее заметили, бросили свои дела, и стали смотреть так хищно, будто вот-вот проглотят. «Иди сюда, иди сюда, — кричали люди, — мы тебя позолотим, мы тебя раскрасим!» «Уходи, уходи из нашего красивого города», — доносилось с другой стороны. «Купи хотя бы румяна!», — умоляли голоса с соседней улицы. «Красивые, а такие же глупые!», — сказала Катя вслух и побежала прочь.

4.
Убежав из красивого города, Катя пошла дальше и попала в город совсем некрасивый. Ворота в город зеленые, облупившиеся, скособоченные, улицы Пушкина и Ленина все в канавах и рытвинах, на обочинах мусор лежит. Там никто на Катю не смотрел, и друг на друга там не смотрели, только под ноги, на лужи да на канавы, оттого все постоянно сталкивались и ругались потом так, что на улицах страшный гвалт стоял.

3. Оттуда Катя тоже быстро убежала, и дальше пошла, от города к городу, от деревни к деревне, но нигде она не задерживалась, потому что жители, которые ей встречались, хотели Катю то переодеть, то обругать, то на худой конец замуж выдать. «Как много на свете разных человеков, — вздыхала Катя, переходя вброд очередную мелкую речку — но так они похожи на жителей моей деревни, словно их всех в одной печи выпекали. Наверное, надо еще дальше от дома уйти. Сяду-ка я на большой корабль и поплыву туда, где нет улиц Пушкина и Ленина».

Катя села на большой корабль, и отправилась в заморские страны, в заморские города и деревни, где не было ни одной улицы Пушкина и почти ни одной Ленина, а люди были разные, ни на кого не похожие. И все равно нигде Катя не оставалась надолго. «Так уж я привыкла идти и ехать, ехать и идти, чего же мне вдруг останавливаться? Люди, конечно, встречаются хорошие, некоторые даже не такие уж глупые, но совсем они чужие». Так бы и шла Катя, нигде не задерживаясь, если бы однажды не остановилась на ночлег возле маленькой деревеньки. Легла Катя спать, а когда рассвело, пошла посмотреть, где оказалась. Ходит Катя по улицам и удивляется, так это место на Катину деревню похоже и при этом – не похоже совсем, вот же и улица, точь-в-точь как та, на которой Катя жила, а на ней и сам Катин дом, только вроде бы и не он это вовсе. Отворила Катя калитку, в дверь постучалась и в дом вошла. А там на печи Катя вторая сидит, ножками болтает, колдовскую книгу перелистывает. «Хорошо, что ты пришла, — говорит Катя вторая, — заходи, садись, будем чай пить». И Катя первая отхлебнула чая из блюдца, на печь забралась и стала рассказы второй Кати слушать. А у той было много чего рассказать: о ее кругосветном путешествии, о городах, больших и маленьких, красивых и некрасивых и о том, как однажды Катя вторая вернулась в их деревню и стала все тут менять. «… канавы заделывать, заборы красить, клуб путешественников открыла, и там деревенским кино крутила про разные заморские страны. Они сначала все жалобы в город писали, а потом привыкли, помогают даже, и избрали кем-то там важным в знак общественного одобрения…». Слушала эта Катя первая сквозь сон и думала себе: «Хорошо, хорошо все же, что Земля у нас круглая!