Жила-была одна маленькая девочка, ну, назовем ее Люсей.

Прежде чем жить, Люсе пришлось, как всем, родиться. Только вот одна незадача — родилась наша Люся в панцире. Панцирь был розовый, с бантиками, и сначала Люся о нем даже не знала.

— Ми-ми-ми, какой миленький у нее панцирь! — говорили все вокруг. — Сразу видно — девочка! Розовенький! С бантиками!

Панцирь надувался от гордости и чувствовал, что все у него хорошо.

Люся росла, панцирь тоже. Иногда у них бывали разногласия.

Например, Люся хотела лазать по деревьям, но панцирь был против: "Ты что!, — пищал он отчего-то фальцетом Люсиной учительницы, — В твоем новом платьице? С мальчишками? Неприлично!" И Люся смотрела, вздыхая, на вожделенные деревья, усыпанные теми самыми мальчишками. У них правда тоже были свои панцири, но те визжали "Выше! Круче! Давай еще!" А один так даже добился того, что его хозяин грохнулся с высокой ветки, и они треснули вместе. Но им было можно. А Люсе — нет.

А однажды Люсин класс играл в футбол: девочки против мальчиков, и девочки выиграли! Люся лично забила три гола, и ей очень понравилось! "Хочу играть в футбол!", — подумала Люся и тут же почувствовала, что что-то жмет в груди и боках. Это панцирь сжался от ужаса: "Ты помни, — сказал он ей, теперь отчего-то голосом бабушки, — Дружить-то с пацанками дружат, а вот любить и ухаживать будут за настоящими леди! Теми, у кого панцирь в блестках и бабочках, расшитый жемчугом и скромным девичьим обаянием, а не с теми, чей треснул и почернел от футбола!" Это показалось Люсе таким несправедливым, что она целую ночь плакала. И даже в первый раз сняла панцирь и посмотрела на него: как у него с блестками и бабочками? Блесток и бабочек на панцире было не очень, а что касается жемчуга и скромного девичьего обаяния — с этим и вовсе туго. "Я постараюсь", — подумала Люся, надевая панцирь обратно и прощаясь мысленно с футболом.

После футбола пришлось проститься и с математикой. Было это уже классе в седьмом. "Зачем вам математика? — говорил математик. — Ваше дело женское, дома сидеть и детей растить." Люсин панцирь благоразумно молчал, он же был скромный, милый и даже уже в жемчужинках. А самое главное — он был одним из лучших панцирей в классе, что явно выражалось в том, что Люсю беспрестанно дергали за косички. "Так мальчики выражают внимание, — пел панцирь маминым голосом, — Они же стесняются прямо сказать, их засмеют" Иногда у Люси все же возникали вопросы к панцирю. Например, почему ей сказали скупое "Молодец", а мальчика из параллельного класса хвалили и хвалили, хотя они оба выиграли областную олимпиаду. Или почему ее одноклассники могут попросить хлеба в столовой, но не могут сказать девочке "Ты мне нравишься?" А главное, почему нельзя отрезать эти противные немодные косички?


Про немодные косички даже панцирь согласился. Но только после того, как пообщался с другим панцирем, тот, между прочим, был настолько прекрасен, что его даже показывали по телевизору. И в ютубе, и вообще из каждого утюга. "Женщина должна быть женщиной, —говорил панцирь воркующим голосом топ-блогерши и топ-модели, — В этом ее сила. Будьте смелы, будьте неожиданны, но будьте собой. Будьте как все, иначе вас примут за мужчину. Не будьте как все, иначе кому вы интересны. Длинные волосы — прекрасно. Короткие — сексапильно. Главное — соответствовать, но выделяться. Ищите свой образ. Свой — это тот, который понравится другим" На Люсин панцирь все эти речи действовали совершенно фантастически. Он впадал в транс и выполнял любую команду из телевизора или модного журнала. Он таскал Люсю в магазины косметики в дни распродаж, и рыдал, если у другой девочки были модные джинсы, а у него не было. Он страдал из-за веса и роста и каждого прыщика на носу. Из-за прыщика на носу он мог днями не выходить из дому, конечно, и Люсе приходилось с ним сидеть, а куда деваться? Панцирь переживал, что при его появлении на улице мужчины не поворачивают голову и не влюбляются с первого взгляда. Он лебезил и хихикал, когда парни отпускали в адрес Люси скверные шуточки про толстые ноги или маленькую грудь. Люсе все это не нравилось, и по ночам, сняв панцирь, она придумывала себе другую жизнь. В своих фантазиях она жила в волшебной стране, где ни у кого не было панциря. Где люди сначала спрашивали, кто ты и что ты любишь, а не хмыкали одобрительно или неодобрительно, прикинув в уме, насколько ухожен твоей панцирь и сколько именно времени ты на это потратила. Где разговаривают с тобой, а не с ним.

— А ты сними его совсем! — сказал Люсе чей-то голос из книжки, которую она купила случайно, пока панцирь рассматривал в соседней витрине пляжную шляпу, которая должна была выгодно оттенить его нежно-розовый цвет. Люся испугалась и даже выронила книжку из рук. Посмотрела испуганно на панцирь. Но тот мирно дремал и ему снились синее море, яхта, прекрасный молодой капитан склоняет перед Люсей, то есть ним, панцирем, колени и говорит "Будь моей навеки!" Дальше счастье, любовь, дети...


— ...бессонные ночи, которые ты будешь проводить с детьми одна, — ехидно продолжил голос из книжки. — Ведь настоящий мужской панцирь про покорителя и Большое Мужское Дело. Кстати, о покорителе. Если ты уже стала "его", покорять-то нечего. Приготовься быть бесконечно милой, чтобы тебя не прогнали. Не забудь завести правильные панцири для детей: любовь и уважение к отсутствующему отцу..." Люся испугалась совсем и выбросила книгу за окно.


А потом случилось Событие. Люсин папа сказал, что уходит от Люсиной мамы. "Не удержала! — горестно вздохнул Люсин панцирь в адрес Люсиной мамы. — Не следила за собой, располнела, огрубе..." В этом месте Люся велела ему заткнуться. Но тут вступил бабушкин панцирь "А я давно говорил, — заявил он, — Не того ты выбрала в отцы своей дочке, а ведь сколько было выгодных партий..." Не будем рассказывать, сколько тут было слез и как это было тяжело, и уж особенно что обо всем этом думал панцирь самой мамы, все же у нас сказка, а не трагедия, а сказки всегда заканчиваются хорошо. В этот день Люся вдруг вышла из дому без панциря. Не нарочно, просто так вышло. Слишком ошеломительно было все происходящее.

Она даже не сразу заметила, что идет совсем без него. Для одних она стала как будто невидимой, но другие мало-помалу начали возмущаться, как если бы она была нагой или нарушила негласные правила. Многие люди не знали и не понимали, кто она и как к ней относиться, ведь все это обычно сообщал панцирь "Я — Люся и я очень хочу вам нравится", "Я — Люся и я хочу быть настоящей девочкой" — и сразу было ясно, что говорить и делать. И тут Люся встретила одноклассника, того самого, что упал с дерева и треснул вместе с панцирем. Он, конечно, выздоровел, а иначе как бы ей было его встретить? Тот сначала растерялся: Люся и без панциря. Но потом решил действовать как обычно, крикнул "Привет, Люська!" и дал ей тычка, чтоб не подумала, что она ему нравится.


— Подожди! — сказала Люся, хватая его за руку и глядя прямо в глаза. — Мне сейчас было больно. МНЕ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ!


В воздухе раздался страшный треск. Нет, дорогая читательница, тут не случилось чуда, одноклассник не влюбился в Люсю тут же и навеки, не превратился в капитана с яхтой, не превратился в прекрасного принца, и даже не стал профеминистом, все было проще: это разошелся по шву долго и любовно сшиваемый самим одноклассником, его мамой, папой и вообще всеми мужской панцирь, и из него сиротливо и неприкаянно вылезла пластина, на которой было сказано "Телкам нравится, когда с ними пожестче" и с другой стороны "Настоящий мужчина слабины не дает"


А Люся вдруг почувствовала себя сильной. Очень сильной. И настоящей. И пошла домой, ей еще было что сказать маминому, папиному и бабушкиному панцирю. Не факт, конечно, что ее услышат. Но это уже хорошее начало, а значит, и вполне сказочный счастливый конец.